Если раздавить лягушку, дождь пойдет,
Но меня ебучий случай этот не ебет.
Я хочу понять одно, ебена мать,
Почему они умеют квакать и скакать.
Но порою вдруг взгруснется и вплакнется,
И тревожным стуком сердце отзовется.
Для чего я этим бедным тварям гажу,
Насажу на скальпель, а потом....
Я препарирую лягушек, я давно хочу понять,
Почему они умеют, суки, квакать и скакать.
Почему они не ходят за едою далеко,
Почему их для прохлады погружают в молоко.

Если раздавить лягушку, дождь пойдет,
Но меня ебучий случай этот не ебет.
Я хочу понять одно, ебена мать,
Почему они умеют квакать и скакать.
Но порою вдруг взгруснется и вплакнется,
И тревожным стуком сердце отзовется.
Для чего я этим бедным тварям гажу,
Насажу на скальпель, а потом....
Я препарирую лягушек, я давно хочу понять,
Почему они умеют, суки, квакать и скакать.
Почему они не ходят за едою далеко,
Почему их для прохлады погружают в молоко.

Если раздавить лягушку, дождь пойдет,
Но меня ебучий случай этот не ебет.
Я хочу понять одно, ебена мать,
Почему они умеют квакать и скакать.
Но порою вдруг взгруснется и вплакнется,
И тревожным стуком сердце отзовется.
Для чего я этим бедным тварям гажу,
Насажу на скальпель, а потом....
Я препарирую лягушек, я давно хочу понять,
Почему они умеют, суки, квакать и скакать.
Почему они не ходят за едою далеко,
Почему их для прохлады погружают в молоко.